Западня

В романе классика французской литературы Эмиля Золя «Западня» (издан в 1877 г.) повествуется о том, как молодая, бедная, но любящая и трудолюбивая семья, начав с мечты о скромной, но счастливой жизни («спокойно работать, всегда иметь хлеб, спать в чистенькой комнатке, хорошо воспитать детей, не знать побоев, умереть в своей постели») и с больших усилий по достижению этого счастья, кончает совершенно противоположным – попав в «западню» алкоголизма, постепенно деградирует, а потом и гибнет, сначала морально, а затем и физически.

Почти сто сорок лет назад написанный роман о реальности пролетарских предместий Парижа и социоэкономическая и геополитическая реальность нынешней Европы, в частности, Восточной Европы – казалось бы, что общего? И все же есть по меньшей мере три точки соприкосновения этих исторических реальностей.

Наиболее очевидная — это, конечно, сама проблема алкоголизма. Европа – самый пьющий континент планеты, а большинство самых пьющих европейских стран находится именно в нашем регионе, причем проблема одинаково актуальна по обе стороны нынешнего геополитического противостояния. О резонансных преступлениях, взбудораживших общество, совершенных людьми, попавшими в «западню» алкоголя, здесь говорить не стоит – они общеизвестны.

Другая точка соприкосновения та, что после крушения воплощенной (хорошо или плохо – отдельный вопрос) в СССР социалистической альтернативы капитализму (которая и сам капитализм, по крайней мере, в Европе, принуждала быть более благосклонным по отношению к «простому» человеку), под воздействием неолиберальной идеологии началась гравитация в сторону той социоэкономической реальности, которую в своих произведениях описали такие писатели, как Золя и Чарльз Диккенс. Особенно ярко эта гравитация проявилась (с некоторыми исключениями, вроде Беларуси) на бывшем постсоциалистическом пространстве. Сегодня мы ее наблюдаем, например, в усилиях нынешнего литовского правительства «продавить» новый Трудовой кодекс. К счастью, не везде, по выражению русского классика, «народ безмолвствует». В той же Франции против аналогичных неолиберальных инициатив на улицы выходят сотни тысяч протестующих. Не хотят французы возвращения во времена Жервезы и Купо (главных героев романа Золя).

Если проведем параллель между пребыванием в плену у вредной привычки и пребыванием в плену у вредной идеологии, получим третью точку соприкосновения между историей семьи, описанной в романе Золя, и историей Восточной Европы последней четверти века. Такая параллель правомерна и имеет смысл. Ведь подобно тому, как состояние алкогольного опьянения искажает адекватное восприятие реальности (и в худшем случае может привести к нанесению невосполнимого ущерба себе и другим, вплоть до летального исхода), пребывание в рабстве у вредной идеологии точно так же искажает здоровое видение мира (и в худшем случае наносит невосполнимый ущерб целым обществам, государствам и народам, вплоть до массовых убийств во имя такой идеологии). По мере того, как Европа в течение последних двухсот с лишним лет (по крайней мере, начиная с Великой французской революции, празднование годовщины которой в этом году было ознаменовано кровавой трагедией в Ницце) отходила от создавшего ее христианского мировоззрения, она являла миру все новую вредную идеологию, новую форму духовного опьянения. Карл Маркс назвал религию «опиумом для народа». Однако опьяненные  коммунизмом (объявленным Марксом целью истории), либерализмом, крайним национализмом, мутировавшем в Германии в национал-социализм, в течение одного только ХХ века погубили, пожалуй, больше людей, чем под знаменем христианства, ислама и других религий их последователи погубили за всю предыдущую историю. Восточная Европа в настоящее время находится в «западне» неолиберализма, в которую она попала сразу же после крушения коммунизма.

Посмотрим, что происходит с семьей Жервезы и Купо, когда она попадает в «западню» алкоголизма. (И выстроим аналогию с «западней» неолиберализма на примере Восточной Европы). На первых стадиях падения вредная привычка приводит к потере большинства связей с постоянными клиентами (Жервеза владела небольшой прачечной.) Аналогия? Конечно, это разрыв традиционных экономических связей и потеря рынков на территории бывшего СССР. Далее следует крах собственного предприятия – экономической основы семьи. Аналогия? Конечно, это деиндустриализация постсоциалистической Восточной Европы. Далее – погружение в долги и постепенная распродажа имущества семьи. (Здесь аналогия, на наш взгляд, очевидна.) Ухудшающееся материальное положение семьи сопровождается нарастающим отчуждением между ее членами, которое достигает кульминации в уходе дочери, ставшей на путь девицы легкого поведения. (Уйти от плохой –   пьяной от неолиберализма – Родины-матери и продать себя, впрочем, тоже пьяному, но богатому покупателю в лице одной из западноевропейских стран, в Восточной Европе значит эмигрировать.) Совсем спившиеся, некогда о счастье мечтавшие (эту мечту можно сопоставить с чаяниями «Поющей революции» 1988–1990 гг.) супруги не признают другого способа поправить свое скверное положение, кроме как увеличив дозы спиртного. (Больному неолиберализмом кажется, что единственный эффективный метод лечения – еще больше неолиберализма. «Продавливание» нового Трудового кодекса – как раз тот случай.) Конечно, это путь к смерти. За моральной смертью следует смерть физическая.

Мужчина умирает от белой горячки в психиатрической больнице. Его изувеченное алкоголем сознание ведет борьбу с им самим созданным врагом. «Сегодня он дрался с целой армией. (…) У него был загнанный вид человека, окруженного целой толпой врагов. (…) Он бил кулаками в пустоту. Страшное бешенство овладело им. Пятясь задом, он наткнулся на стену и вообразил, что на него напали с тыла. (…) Он прыгал, кидался из конца в конец комнаты, стукался о стены грудью, спиной, плечами, катался по полу и снова вскакивал на ноги. Он весь обмяк, падал, словно куль с мокрым тряпьем. Вся эта возня сопровождалась жестокими угрозами, дикими гортанными криками. Но, очевидно, перевес в драке был не на его стороне: дыхание его становилось все короче, глаза вылезали из орбит. Постепенно им овладевал детский страх.» Но внешние враги, конечно – последствие больного сознания умирающего. Причина его трагедии – внутри его самого. «Там шла страшная работа, там рылся невидимый крот. То работала киркой и ломом водка из «Западни» дяди Коломба! Все тело было пропитано ею, и было ясно, она сделает свое дело, разрушит и унесет Купо, доведет его до смерти, без передышки сотрясая весь его организм.» После того, что сказано в этой статье, вряд ли нужно пояснять, что «организм» Литовского государства (как и многих других государств Восточной Европы) травмирующая «водка» – это неолиберальная внутренняя и внешняя политика, а также эту политику обслуживающая пропаганда, воспевающая нынешнее положение вещей, при котором наша страна все более превращается в прифронтовую зону без всякой надежды в обозримом будущем выбраться из зоны нищеты. Прифронтовая зона и зона нищеты – скверный коктейль.

После смерти мужа Жервеза протянула несколько месяцев. «Она опускалась все ниже, выносила последние унижения и с каждым днем понемногу умирала с голоду. Она погибла от нищеты, от грязи и усталости, от невыносимой жизни.» За ее трупом пришел пьяный факельщик. «Обхватив Жервезу своими черными ручищами, дядя Базуж совсем растрогался. Он тихонько поднял эту давно стремившуюся к нему женщину и, с отеческой заботливостью уложив ее в гроб, пробормотал икая:

 – Знаешь… Послушай… Это я, Веселый Биби, по прозвищу Утешенье дам… Счастливая ты! Бай-бай, красавица.»

Огромное количество обществ, народов, государств и цивилизаций уже услышало это роковое «бай-бай». Выход из состояния неолиберального опьянения, из западни прифронтовой зоны и зоны нищеты, является необходимым условием того, чтобы движение нашего общества в сторону этого «бай-бай» было приостановлено.

28.07.2016