Литва и Россия в «последнем слове» Запада. Часть 1. 

После смерти Витаутаса Великого одним из важнейших (если не важнейшим) фактов в истории Восточной Европы более чем на три столетия становится геополитическая конкуренция Великого Княжества Литовского (вначале как самостоятельного политического субъекта, позже – в унии с Польшей) и России (вначале в форме Московского государства, позже – как Российской империи). Как, к сожалению, часто случается в этой греховной земной действительности, соседи не один раз воевали и друг другу причинили достаточно обид. В 2014 году в Литве отмечали пятьсотлетнюю годовщину битвы при Орше (1514 год) – одну из крупнейших военных побед Литвы. В 1612 году войска Речи Посполитой заняли Москву, а в 1655 – 1661 годах Вильнюс и большая часть Литвы были заняты войсками Московского государства. И все-таки в нынешнем литовском самосознании «зло», ассоциируемое с Россией, приходится не на XV-й, XVI-й или XVII-й век. Негативный образ России связывается, в первую очередь, с первой утратой литовской государственности (почти упраздненной еще в конституции Речи Посполитой, принятой 3 мая 1791 года) в конце XVIII века и с невзгодами, постигшими литовский народ в XIX – XX веках. (Неудачные восстания 1831 и 1863 годов, после первого из них последовавшее закрытие Вильнюсского университета, после второго – запрет литовской печати с использованием латинского шрифта, вторая утрата государственности в 1940 году, сталинские репрессии, массовые депортации населения и другие преступления коммунистической власти.) Но чем же – смотря не только из перспективы отношений между Литвой и Россией, а из перспективы мировой истории – была сама эпоха, начавшаяся в конце XVIII века, свидетелями заката которой являемся мы – живущие в начале века XXI-го?

***

Когда сегодня говорят о «многополярном мире», обычно подразумевают изменения, происшедшие (и происходящие) на довольно коротком отрезке исторического времени. «Многополярный мир» приходит на смену «однополярному миру», возникшему вместе с крушением СССР в 1991 году. В свою очередь «однополярный мир» сменил «биполярный мир», возникший после окончания Второй мировой войны. Возникновение «однополярного мира» знаменовало окончание Холодной войны, а на то, что рождение «многополярного мира» является чем-то по-настоящему очень важным, указывают непрекращающиеся в последнее время рассуждения о новой Холодной войне и даже о возможности Третьей мировой войны.

Автор этой статьи возникновение «многополярного мира» понимает как факт гораздо более длинного периода мировой истории, завершающий этот период и открывающий как перспективу более гармоничного развития человечества, так и – принимая во внимание сосуществование поврежденной грехом человеческой природы и огромного потенциала уничтожения, накопленного в современных технологиях – возможность самого мрачного сценария будущего. Возникновение «многополярного мира» знаменует конец «однополярного мира», родившегося в конце XVIII века. Это конец эпохи, в которой человечество достигло потрясающих достижений в науке и технологиях и в которой то же самое человечество было ввергнуто в мясорубку двух мировых войн и геноцида. К сожалению, не является невозможным то, что эта эпоха не закончится еще более разрушительной мировой войной и еще более страшным геноцидом. Эта эпоха – эпоха «Запада» в мировой истории. Возникновение «многополярного мира» знаменует закат «однополярного мира», появившегося в конце XVIII века – мира «Запада».

У истоков «однополярного мира», свидетелями драмы конца которого мы являемся, стоят три великие революции Запада. Эти революции инициировали то, что можно назвать «современным миром» в широком смысле, т.е. такое состояние мира, в котором именно «Запад» взял на себя роль основного действующего субъекта, в то время как другим старым цивилизационным центрам (Индии, Китаю, исламскому миру) – не говоря уже о таких местах как «черная» Африка – были оставлены второстепенные и третьестепенные роли неудачников, плетущихся в хвосте предводимого Западом «прогресса». Кульминацией французской версии Просвещения стала Великая французская революция, антихристианский дух которой с новой силой проявил себя в истории Русской революции и других сатанинских выпадах против христианства, что знаменовало начало открытого отпадения Запада от благой вести Евангелия, стоявшей у его истоков.

Одним из последствий британской версии Просвещения стала Американская революция, в которой родилось самое могущественное на сегодняшний день государство – США. Другим плодом британской версии Просвещения было рождение утопии свободного рынка – веры в то, что «невидимая рука» рынка сама собой приведет человечество в процветающее будущее. Автор одной из ярчайших интеллектуальных провокаций ХХ века, Карл Поланьи, именно на утопию свободного рынка, на эту «веру в мирское спасение человека посредством саморегулирующегося рынка»[1] возложил ответственность за две мировые войны, нанесшие человечеству такие страшные раны. В своей «Великой трансформации» (1944) Поланьи пишет: «[…] идея саморегулирующегося рынка основывается на самой настоящей утопии. Подобный институт не мог бы просуществовать сколько-нибудь долго, не разрушив при этом человеческую и природную субстанцию общества; он бы физически уничтожил человека, а среду его обитания превратил в пустыню. Общество, что вполне естественно, принимало меры самозащиты, но любые подобного рода меры причиняли ущерб принципу саморегулируемости, вносили дезорганизацию в хозяйственную жизнь, подвергая таким образом опасности общество, но уже с другой стороны. Именно это противоречие заставило рыночную систему развиваться в одном, жестко определенном направлении и в конце концов разрушило ту социальную организацию, для которой данная система служила фундаментом. […] Социальную трансформацию вселенского масштаба увенчивают беспрецедентные по своему характеру войны, в которых находят гибель два десятка государств, а из моря пролитой крови проступают очертания новых держав»[2]. Можно было бы не обращать внимания на эту книгу, появившуюся в разгар Второй мировой войны, если бы не нынешние рассуждения о возможности Третьей мировой войны и если бы вместе с крушением коммунизма под вывеской «свободы» в Литву, Россию, Украину и другие жертвы коммунистического эксперимента не пришла бы та же самая утопия свободного рынка, в девятом десятилетии ХХ века получившая название «неолиберализм» и призванная – согласно знаменитому пророчеству Фрэнсиса Фукуямы – «закончить историю» и во всем мире установить pax Americana. Однако результатом четверть века продолжающегося господства неолиберализма на постсоветском пространстве является не мир, а война в Украине и пугающая возможность новой мировой войны.

«[…] Беспрецедентные по своему характеру войны, в которых находят гибель два десятка государств, а из моря пролитой крови проступают очертания новых держав», – в прошлом веке Литва восстановила свою независимость на развалинах погибшей в Первой мировой войне Российской империи, потеряла независимость в водовороте Второй мировой войны и вновь обрела ее по окончанию Холодной войны на развалинах СССР. Все это произошло в рамках «однополярного» (в том смысле, в котором это слово употребляется в предыдущем абзаце) мира – в мире «Запада». (В мире, жившем по изобретенным на Западе и другим старым цивилизационным центрам навязанным «правилам игры».) Кстати, первая утрата государственности Литвы в конце XVIII века хронологически совпадает с рождением этого мира. Начиная с конца XVIII века, государственное бытие Литвы исчезает и вновь появляется в истории в игре духовных и исторических сил, зародившихся и высвобожденных в трех вышеупомянутых революциях. Предводитель восстания 1794 года Тадеуш Косцюшко был героем войны за независимость США, руководитель восстания в Литве Яков Ясинский питал симпатию к французским якобинцам, а последние два раздела Речи Посполитой были обусловлены, кроме всего прочего, и опасениями соседних монархий по поводу возможности распространения революционных настроений в Польше и Литве. Одна из этих монархий – Российская империя – была, кстати, не просто историческим продолжением старого Московского государства, на протяжении нескольких столетий бывшего соседом и геополитическим конкурентом Литвы, а результатом радикальных реформ (имевших не только положительные последствия для русской культуры) Петра I, плодом инициированной им вестернизацииРоссии. Начиная с конца XVIII века, литовское государство исчезает с политической карты Европы и на ней появляется вместе с Россию заливающими разными волнами европеизации, которые суть не что иное, как в упомянутых трех великих революциях Запада прорвавшиеся духовные и исторические силы. Провозглашению независимости Литвы в феврале 1918 года предшествовала начавшаяся годом ранее революция в России, в которой в конце концов победу праздновал антихристианский дух, громко заявивший о себе в Великой французской революции, а в России облачившийся в мантию западнической коммунистической утопии.

Николай Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» (1937) в большевизме видит вырождение русской религиозной идеи и ее превращение в свою противоположность – в царство антихриста: «Вместо Третьего Рима в России удалось осуществить Третий Интернационал и на Третий Интернационал перешли многие черты Третьего Рима. Третий Интернационал есть тоже священное царство и оно тоже основано на ортодоксальной вере. На Западе очень плохо понимают, что Третий Интернационал есть не Интернационал, а русская национальная идея. Это есть трансформация русского мессианизма. Западные коммунисты, примыкающие к Третьему Интернационалу, играют унизительную роль. Они не понимают, что присоединяясь к Третьему Интернационалу, они присоединяются к русскому народу и осуществляют его мессианское призвание»[3]. Восстановление независимости Литвы совпало с радикальной коммунистической вестернизацией России, жертвой которой (коммунистической вестернизации) в 1940 году стала сама Литва, а после Второй мировой войны – целый ряд других европейских стран, в которых утвердились коммунистические режимы, возглавляемые местными адептами Третьего Интернационала.

С 1989 года с ускорением происходивший процесс освобождения от коммунизма, частью которого стало провозглашение восстановления независимости Литвы в марте 1990 года, шел рука об руку с новой волной вестернизации постсоветского пространства. Литва опять появляется на политических картах Европы и мира, а происходит это вместе с неолиберальной вестернизацией России. В отличие от западнического коммунистического проекта, основным носителем которого была Россия-СССР, и который, несмотря на его несомненно глобальную претензию («Пролетарии всех стран, соединяйтесь!»), осуществлялся все-таки в части «биполярного» мира (т.е. в таком, в котором конкурировали две западнические идеологические системы), западнический неолиберальный проект реально объемлет почти весь – сейчас уже «однополярный» – мир. Основным носителем неолиберального проекта являются США – страна, родившаяся на заре мирового господства «Запада» (и на заре в широком смысле «однополярного мира»). Многие действия, совершенные руководством этой страны в начале XXI века, наводят на мысль, что эта страна, похоже, все еще стремится убедить мир и саму себя в том, что эра глобального доминирования «Запада», начавшаяся в конце XVIII века, может быть продлена еще на достаточно длинный срок.

Именно воплощением такой веры являются уже упоминавшиеся концепции «конца истории» и pax Americana, а также т.н. «Вашингтонский консенсус». Целый ряд авторов указывают на схожесть коммунистического и неолиберального утопических проектов. Например, Джон Грэй пишет: «Утопия свободного рынка пока еще не потребовала столько жертв, сколько потребовал коммунизм, но это еще может очень измениться, и обе эти утопии в данном смысле могут быть серьезными конкурентками. […]Хотя идеология свободного рынка по существу противна всякой плановой экономике, обе эти утопии на самом деле имеют больше общего, чем различий. Как своим культом разума и производительности, так и игнорированием истории и традиционного образа жизни обе эти утопии обрекают людей на нищету и исчезновение. Обе они являются воплощением рационалистической гордыни и культурного империализма – черт, присущих всей истории просвещенческого мышления»[4]. Этот же автор обращает внимание и на элемент мессианизма в сознании американцев: «Уверенность американцев в том, что они являются универсальным народом, по сути означает, что все люди должны быть американцами, а если они таковыми не являются, то лишь по причине ошибки или какой-то несчастливой случайности. По такой логике американские ценности являются или вскоре должны стать общими ценностями во всем мире. Такие пророческие заявления на самом деле не новы. В девятнадцатом веке универсальными народами себя провозглашали Франция, Россия и Англия. Но в наше время как никогда раньше такая гордыня является опасной и могущей иметь чрезвычайно серьезные последствия»[5].

В этом месте вернемся к бердяевской оценке роли коммунистов Запада. Вместо «коммунистов Запада» возьмем «либералов (или демократов) России». Вместо «Третьего Интернационала» – «права человека». Вместо «мессианского призвания» России – «мессианское призвание» США. Подобные параллели в Литве для кое-кого могут прозвучать почти что кощунственно. Как и сравнение действий США в Афганистане и Ираке с хорошо известными действиями СССР в Венгрии и Чехословакии. Но статус гражданина страны, являющейся союзницей США, еще не освобождает от обязанности говорить правду. По крайней мере, до тех пор, пока этот гражданин не является литовским политиком.

Продолжение следует

[1] Карл Поланьи. Великая трансформация. Политические и экономические истоки нашего времени, Санкт-Петербург: Алетейя, 2002, с. 93.

[2] Там же, с. 5.

[3] Николай Бердяев. Истоки и смысл русского коммунизма, Москва: Наука, 1990, с. 118.

[4] John Gray. Apgaulinga viltis. Globalaus kapitalizmo iliuzija, Vilnius: Vaga, 2006, c. 27–28. («False Dawn. The Delusions of Global Capitalism»).

[5] Там же, с. 183–184.

12.02.2018

«Русская идея» (www.politconservatism.ru)

Литва и Россия в «последнем слове» Запада. Часть 2. 

Русская Idea: Доктор гуманитарных наук Андрюс Мартинкус продолжает цикл статей о положении Литвы на современной мировой арене. В частности, он предлагает видеть во взаимоотношениях России и Литвы последних двух с небольшим веков результат победы «однополярного мира», в который Россия вошла с XVIII века и проявлением которого стал и коммунизм. Однако после распада Советского Союза, последнюю четверть века — однополярный мир проявляет все признаки грядущего коллапса. Любопытным образом такой подход хорошо сочетается с концепцией Вадима Леонидовича Цымбурского, видевшего в«имперской политике» России последних трех веков своего рода отклонение от традиции (отклонение, само ставшее, впрочем, традицией), а не саму традицию как таковую.

***

Неолиберализм даже еще в большей степени, чем коммунизм, воплощает в себе разрушительные потенции проекта Просвещения. Коммунизм, по большей части, был радикализацией французской версии Просвещения – особенно в её антихристианском аспекте. В то время как в неолиберализме в полной мере присутствуют все три реальности, порожденные тремя великими революциями Запада, стоявшими у истоков «современного мира».

Инициированный французским Просвещением бунт против традиции в неолиберальную эпоху проявляет себя в целом ряде феноменов, которые были трудно вообразимы еще в восьмом десятилетии прошлого века. Их список можно было бы начать деконструкцией «традиционной» концепции семьи (эту деконструкцию Папа Римский Бенедикт XVI назвал «выходом за пределы всей моральной истории человечества») и закончить геноцидом христианских общин Ирака и Сирии, история которых восходит к апостольским временам. Гражданин западноевропейского государства, в 2003 году вместе с США бомбардировавшего и разрушившего светское государство Ирака, отрезающий головы гражданам западных государств в Сирии – много ли кто мог вообразить что-то подобное еще тридцать лет назад? А сегодня этот образ является одной из жутких икон неолиберальной глобализации.

Неолиберализм есть воскрешение (произошедшее в девятом десятилетии ХХ века) в форме глобальной экономической политики утопии свободного рынка, зародившейся в британской версии Просвещения и после Великой депрессии обитавшей в головах небольшого круга фанатиков. Наконец, другой плод британского Просвещения – США – стал флагманом неолиберализма и главным патроном не слишком хороших дел, совершаемых глобальной неолиберальной олигархией во имя «свободы».

Соединение в неолиберализме этих трех реальностей, порожденных в трех великих революциях Запада, стоявших у истоков «современного мира», наводит на мысль, что после коммунизма неолиберализм является последним словом, которое Запад (как глобальный политический и идеологический гегемон)изрек миру и с которым – с несбывшемся пророчеством о «конце истории» – похоже, подходит к своему завершению в конце XVIII века начавшаяся драма мировой истории, в которой жители планеты были вынуждены слушать монолог Запада, всё более от Бога удаляющегося, изучать его безбожные доктрины и жить его утопиями.

Подобно тому, как в средневековой Европе существовали разные формы феодальных отношений и разные уровни вассальной зависимости от сеньоров, в «однополярном» мире неолиберальных олигархий существует довольно большое разнообразие политических государственных строев и разные уровни зависимости вассалов от сеньора, являющегося гарантом «Вашингтонского консенсуса». (Например, некоторые вассалы США, объявляющих себя «защитниками демократии», за услуги геополитического союзника и поставки нефти обладают привилегией применять смертную казнь за переход из ислама в другую религию. Это имеет место, без сомнения, потому, что, в отличие от средневековой Европы, в неолиберальном мире как сеньор, так и вассалы молятся, в первую очередь, Мамоне.)

***

Все-таки в мире не так много стран, которые так раболепно и слепо исполняют приказы сеньора – особенно в области внешней политики – как Литва. С одной стороны, это понятно. Ведь неолиберализм пришел в Литву, прикрываясь святым именем «свободы», а восстановление независимости страны связывается с неолиберальной вестернизацией России. С другой же стороны, в мире немного стран, которые неолиберализм в мирных условиях так опустошил бы, как Литву, только по официальной статистике с 1991 года «обескровленную» с 3,7 миллиона до 2,8 миллиона жителей. В мире немного стран, которые могли бы бросить вызов впечатляющей статистике самоубийств и потреблению алкоголя, которая имеет место в неолиберальном литовском государстве.

Одним из наибольших достижений неолиберализма является то, что много кто в мире уверовал в то, что неолиберальная глобализация есть единственная и безальтернативная форма глобализации. Таких уверовавших особенно много в Литве, в которой неолиберальная пропаганда за все невзгоды сегодняшнего дня винит советское прошлое, а демографическая деградация страны стоически представляется как почти что природный факт, грустный, но вполне натуральный, похожий на осенний листопад. Соединение неолиберализма и «свободы» есть трагический факт нынешнего литовского сознания. И это соединение представляет реальную угрозу самому существованию литовского народа.

Можно иметь претензии к внешней политике России – этого вассала, наряду с Китаем, представляющего наибольшую угрозу гегемонии сеньора в «однополярном» мире. (К сожалению, всё-таки пока ещё вассалу, если иметь ввиду пока ещё продолжающееся мировое господство доллара США.) Но риторика Литвы по отношению к России часто бывает более агрессивной не только, чем риторика западноевропейских стран, но и чем риторика стран Центральной Европы, как и Литва, испытавших гнет коммунизма, например, Венгрии, Чехии, Словакии. Абсолютное повиновение литовской политической элиты воле сеньора свидетельствует о том, что в воображении этой элиты судьба Литвы неразрывно связана с неолиберальной формой глобализации, и никакая жертва не кажется слишком большой для того, чтобы было продлено существование «однополярного» мира. Складывается впечатление, что в политическом воображении этой элиты литовское государство и литовский народ уже возложены на жертвенник сохранения глобальной гегемонии «Запада».

Однако именно с конца XVIII века – с момента, когда эта гегемония началась – начинается наиболее болезненная в историческом сознании литовского народа эпоха отношений с Россией, подвергающейся разным формам вестернизации. В факте безропотного подчинения литовской политической элиты сеньору неолиберального мира можно усмотреть проявление сознания крепостного в глубочайшем смысле этого слова. Более того – автор этого текста в таком раболепном подчинении видит глубочайшее неуважение к многовековой традиции литовской государственности, традиции, которой не обладали Латвия и Эстония. Вполне возможно, что благодаря именно исторической памяти о двухсотлетней войне с немецкими орденами в Литве, в отличие от Латвии и Эстонии, так и не был создан легион СС.

Когда в 1776 году США объявляли о своей независимости, литовская государственность насчитывала уже более половины тысячи лет. Когда в 1620 году первые британские поселенцы на корабле «Мейфлауер» достигли берегов Северной Америки, Литва уже более тридцати лет жила по Третьему Литовскому Статуту, а с момента принятия Первого Литовского Статута тогда прошло уже около девяноста лет. Когда в 1493 году Христофор Колумб открывал Новый Свет, в Старом Свете Великое Княжество Литовское и Великое Княжество Московское выясняли свои отношения в верховьях Оки. Когда в середине XIII века образовалось Литовское государство, вряд ли в Старом Свете было много таких, которые подозревали о существовании Нового Света. Повествуя о гибели святого Бруно, немецкие Кведлинбургские анналы (1009 год) сообщают, что он был убит на границе Руси и Литвы. В тысячелетней истории Литвы США, удаленные от восточного берега Балтийского моря на расстояние семи тысяч километров, активным фактором являются на протяжении всего лишь последней четверти века. Россия – в разных исторических оформлениях ее государственности – как, впрочем, и Германия с Польшей, таким фактором являлась всегда. И она будет являться таким фактором и после того, когда степень активности США в этом регионе Европы значительно понизится. А это неминуемо раньше или позже произойдет.

***

Белорусский политолог, директор Центра проблем европейской интеграции в Минске Юрий Шевцов (в 1991 – 1998 годах живший и преподававший в Вильнюсе) считает, что балтийские народы и их государства обречены на вымирание. При этом помогать им не нужно, они сами выбрали этот странный путь, ведущий к исчезновению этноса и всей балтской культуры как таковой. «Это чисто русский, даже христианский подход. Видишь, что кто-то рядом умирает – надо спасти. Без этого ты превращаешься в животное. На этом стоит русская и шире – христианская – культура. И постхристианская европейская отчасти также. Но применительно к литовцам и латышам я бы не спешил с таким подходом. Не надо стремиться эти народы спасать. Они что называется обидятся и воспримут это как наезд. И будут сопротивляться. Получите врага на пустом месте. Их внутренний свободный выбор – это угасание и смерть. Они так решили. К этому решению надо отнестись с пониманием и даже уважением. Они не хотят жить. Не хотят творить. Не хотят чего-то большого, не хотят думать о будущем. Есть у меня подозрение, что это сам код жизни балтов. Они с момента своей фиксации в письменной истории угасают. Я бы отсчитывал от создания Готской империи. Или точнее от переселения готов на юг. С этого времени что бы ни происходило в истории, а ареал балтской культуры сокращался. Были ли они на верху, как в Великом Княжестве Литовском. Или внизу, как в последние столетия Речи Посполитой. Или есть у них свое государство или нет. А они гасли каждый период своего существования. Балтская культура – это культура смерти. Культура угасания. К этой культуре надо относиться с уважением. Это их право. И потом, и крестовые походы и позднее поверхностное принятие христианства – это не на пустом месте. У этих культур иная логика развития. Она заложена где-то в эпоху готов. А то и перед ней. Не надо им навязывать жизнь. Пусть живут и умирают спокойно»[1].

Поблагодарим белорусского политолога за уважение к старой балтской культуре, однако решительно не согласимся с тем, что «балтская культура – это культура смерти», а угасание и смерть – «это сам код жизни балтов». С другой стороны, мы согласны с мыслью, что угасание и смерть – наш «внутренний свободный выбор». Только сделан он не в эпоху готов. Литовский географ Казис Пакштас в выпущенной в 1929 году книге «Политическая география республик Балтии», основываясь на тогдашних демографических тенденциях, прогнозировал, что в 2010 году в Литве будут жить от 5 (на территории без оккупированного тогда Польшей Вильнюсского края) до 8 миллионов (на территории по договору с Советской Россией от 12 июля 1920 года) людей[2]. Литовская политическая элита культуру смерти выбрала в 1991 – 1992 годах.Этот выбор до сих пор не только не отозван, но и постоянно возобновляется с каждыми новыми парламентскими и президентскими выборами.

То, с каким фанатическим упорством политические элиты стран Балтии держатся, вцепившись в трещащий по швам глобальный неолиберальный мировой порядок, свидетельствует о постоянно – с каждыми парламентскими и президентскими выборами – возобновляемой присяге культуре смерти[3]. Гримасы этой культуры смерти мы видим в разрушенных государствах Ирака, Ливии, Сирии и в других международных преступлениях, которые безоговорочно поддержала литовская политическая элита. Каким надо быть духовно слепым, чтобы полагать, что таким поведением можно заслужить благословение Божье! Каким надо быть слепым, чтобы не видеть глубинной связи между потоками людей из разрушенных хозяевами глобального неолиберального миропорядка Ирака, Ливии и Сирии и потоками людей из опустошаемой неолиберальной экономической политикой Литвы!

***

Неотъемлемой частью присяги глобальному неолиберальному миропорядку, постоянно возобновляемой литовской политической элитой, является политическая русофобия. Представляет Россия реальную угрозу или нет – для одержимого политической русофобией сознания это вопрос второстепенный. Политическая русофобия в Литве появилась не во время Украинского кризиса, не во время российско-грузинской войны и не тогда, когда к власти в России пришел ее нынешний руководитель. Она процветала еще тогда, когда Россия никакой объективной угрозы Литве точно не представляла. Безоговорочная поддержка литовской политической элитой несанкционированной ООН агрессии НАТО против Югославии в 1999 году была обусловлена, помимо всего прочего, еще и тем, что тогда была демонстративно проигнорирована позиция России, т.е. Россия была унижена. Как во время второй (1999–2000), так и во время первой (1994–1996) Чеченской войны литовская политическая элита была обеспокоена страданиями чеченского народа не более, чем страданиями народов Ирака, Ливии и Сирии. Однако чеченские войны были удобным поводом для разжигания политической русофобии, в которой политическая элита неолиберального литовского государства сразу после крушения коммунизма увидела действенное средство, с помощью которого можно отвратить внимание беспощадно эксплуатируемого литовского народа от того, что является его настоящим врагом – глобального неолиберального миропорядка и порождаемой им культуры смерти.

Политическая русофобия является гражданской добродетелью неолиберального литовского государства. Обладание ею является необходимым (но не всегда достаточным) условием для существования в большом публичном пространстве Литвы. Любая серьезная критика пороков неолиберального литовского государства или Евросоюза подлежит толеранции только в том случае, если критикующий публично заявляет о преданности этой добродетели. В противном случае его записывают в ряды «пятой колонны» или называют «полезным идиотом». Однако именно потому, что политическая русофобия является такой важной составляющей духовного строя неолиберального олигархического литовского государства, уместно задаться вопросом, не существует ли глубинной духовной связи между демографическим угасанием Литвы и культом политической русофобии, связи, подобной той, которая существует между потоками людей из разрушенных Ливии и Сирии и потоками людей из пустеющей Литвы.

К сожалению, следует признать, что семена благодати, посеянные даровавшим победу над коммунизмом Богом, в Литве упали не на добрую землю. Разъясняя притчу о сеятеле, Иисус говорит: «А посеянное в тернии означает того, кто слышит слово, но забота века сего и обольщение богатства заглушает слово, и оно бывает бесплодно» (Мф 13:22). Терние политической русофобии, взлелеянной теми, кто в Литве «прихватизировал» львиную долю национального богатства, созданного трудом всего народа в советский период, сделало бесплодной дарованную Богом победу над коммунизмом, если только плодами не считать обильный урожай сорняков в виде одного из первых мест в мире по числу самоубийств и смертей от алкоголизма, огромного социального неравенства и эмиграции, достойной общества, находящегося в состоянии войны. Вместо того, чтобы избрать путь любви к ближнему (т.е. социальной справедливости) и выстраивания позитивных отношений с посткоммунистической Россией, неолиберальная политическая элита Литвы (значительную часть которой составляли и всё ещё составляют бывшие коммунисты) жадно принялась за «прихватизацию» (т.е. воровство, по легализирующим это воровство законам, принятым этой элитой) общественного имущества и за расчет суммы, которую освободившаяся от коммунизма Россия якобы должна заплатить в качестве компенсации за нанесенный коммунистической властью «ущерб». Могло ли такое поведение понравиться даровавшему победу над коммунизмом Богу?

«Желая жить и процветать, литовский народ в своей политике и цивилизации должен придерживаться равновесия между Востоком и Западом, а история показывает, что трудности своего положения он был в состоянии преодолевать настолько, насколько было выполняемо данное условие»[4], – писал в изданной в 1919 году книге «На грани двух миров» литовский католический философ, выпускник Московского и Фрайбургского университетов (в последнем защитил диссертацию о философии Владимира Соловьева), преподаватель, а затем и ректор университета Витаутаса Великого в Каунасе Стасис Шалкаускис (1886–1941). Призвание и задание литовского народа предопределены положением Литвы между двумя мирами, Востоком и Западом, а национальным идеалом литовцев является «осуществление синтеза двух миров, Востока и Запада, в самобытных литовских национальных формах». Это призвание литовского народа было, есть и будет до тех пор, пока будут существовать Восток и Запад, и пока Литва будет между Востоком и Западом.

Размышляя о зарождении литовской государственности, Шалкаускис пишет: «В самом деле можно удивляться при виде необыкновенного зрелища, когда последние язычники Европы с неустанной энергией от Балтийского до Черного моря создают сильное независимое государство и тем самым в XIII и XIV веках они сохраняют равновесие политических и материальных сил между Востоком и Западом. На этом этапе своей истории языческая Литва защищает христианский Запад от татарских орд, а христианский Восток оттевтонских орденов». Согласно Шалкаускису, как на Востоке, так и на Западе имеются свои варвары, которые могут прикрываться благородными призывами, но на самом деле проводить жестокую политику грабежа и порабощения. «С целью защитить от варваров Востока то, что представляет наибольшую ценность в цивилизации Запада, и защитить сокровища цивилизации Востока от варваров Запада, судьба изволила пригласить на арену истории язычников литовцев и вознаградить их за полезную помощь, назначая задание сплавить цивилизации, которые они так хорошо защищали»[5]. В XIII и XIV веках варвары Запада прикрывались распространением христианства. В конце ХХ и первых десятилетиях XXI века варвары Запада поют гимны «демократии», «правам человека» и заявляют о необходимости освободить Восток от «диктаторов», угнетающих свои народы, и «тиранов», уничтожающих своих граждан.

Демографическая трагедия Литвы обусловлена, в первую очередь, тем, что внутренняя и внешняя политика неолиберального литовского государства совершенно не соответствует призванию и заданию (так, как их формулировал Шалкаускис) литовского народа. Из развалин СССР в независимое государственное существование вступившая вторая Литовская Республика (первая существовала в 1918 – 1940 годах) вместо того, чтобы посвятить себя служению экономическим и культурным потребностям литовского народа, веками проживающего между Востоком и Западом, выбрала путь раболепного обслуживания нового мирового порядка – возглавляемой Западом (в первую очередь Вашингтоном, в несколько меньшей степени – Брюсселем) неолиберальной глобализации. Неолиберальное литовское государство безоговорочно присягнуло новому западному лжемессии, вместо лжеевангелия коммунизма (впрочем, зародившемся также на предавшем учение Христа Западе) навязывающему миру лжеевангелие неолиберализма с его догматами «свободного рынка», «демократии» и «прав человека», и громко аплодировала (конечно, в лице своих официальных лиц и пропагандистов), когда бомбы новых варваров Запада разрушали государства на Ближнем Востоке и в Северной Африке.

Неолиберальное литовское государство выразило полную поддержку политике, проводимой новыми варварами Запада, в результате которой на Востоке пробудилась темная варварская стихия в лице отрезающих головы бородачей, уничтожившая множество сокровищ цивилизации Востока, создавшая смертельную опасность древним христианским общинам Востока и уже сеющая смерть в городах некогда христианской Западной Европы. А находящийся между Востоком и Западом литовский народ сжимается как шагреневая кожа…

Если неолиберализм на самом деле является последним словом, которое Запад (в качестве политического и идеологического гегемона) изрек миру, после которого более чем двести лет затянувшийся монолог суждено сменить полилогу разных цивилизационных центров, то мир в некотором смысле окажется в положении, похожем на то, которое имело место до трех великих революций Запада, стоявших у истоков «современного» мира. История не повторяется. Прокатившиеся по миру волны вестернизации до неузнаваемости изменили его лицо. И все же, если будущее принадлежит «многополярному» миру, следует вспомнить, что Вильнюс и Москва в таком мире уже жили. И прожитые в нем столетия для литовского сознания не являются самым темным периодом в истории отношений Литвы и России.

[1] www.baltnews.lt/vilnius_news/20170712/1017351651.html.

[2] Kazys Pakštas. Baltijos respublikų politinė geografija: politinės geografijos problemos, nagrinėjamos atsižvelgiant į Baltijos tautų likimą. Kaunas: „Spindulio“ b-vės sp., 1929.

[3] Папа Римский Франциск глобальную неолиберальную экономику называет экономикой, «которая убивает». «55. […] Нынешний финансовый кризис заставляет нас забыть, что у его истоков лежит глубокий антропологический кризис: отрицание первенства человеческого существа! Мы создали новых идолов. Поклонение древнему золотому тельцу (ср. Исх 32, 1–35) обрело новое жестокое воплощение в денежном фетишизме и в диктатуре экономики, лишенной истинно человеческих облика и цели. […]

Пока выручка немногих растет в геометрической прогрессии, большинство все дальше оттесняется от благосостояния счастливого меньшинства. Эта диспропорция проистекает из идеологий, защищающих абсолютную автономию рынков и финансовые спекуляции. […] Устанавливается новая невидимая, порой виртуальная, тирания, навязывающая односторонним и беспощадным образом свои законы и свои правила. […] Жажда властвовать и обладать не знает границ. В этой системе, стремящейся поглотить все ради умножения выгоды, любая хрупкая сфера, например, окружающая среда, беззащитна перед ставшим абсолютным законом интересами обожествляемого рынка.
За таким отношением скрывается отказ от этики и отказ от Бога. На этику обычно смотрят с несколько насмешливым пренебрежением. […] Она воспринимается как угроза, так как осуждает манипулирование личностью и деградацию личности. В конечном счете этика отсылает к Богу, ожидающему обязывающего ответа, к Богу, не вписывающемуся в категории рынка. При абсолютизации этих категорий Бог оказывается неконтролируемым, не поддающимся манипуляции и даже опасным, поскольку призывает человеческое существо к полной самореализации и независимости от какого-либо рабства. […]» (Папа Римский Франциск. Апостольское обращение EVANGELII GAUDIUM о возвещании Евангелия в современном мире, Москва, Издательство Францисканцев, 2014. С. 41–43.)

[4] Stasys Šalkauskis. Raštai. Т. IV. Vilnius: Mintis, 1995. С. 170.

[5] Там же, с. 81.

27.02.2018

«Русская идея» (www.politconservatism.ru)